На самом деле мы очень много читаем в шастрах эти слова – освобождение, материальное рабство, вот это пятое-десятое, но я замечаю, что у очень редких преданных по-настоящему возникает вот это реальное отношение к своему материальному существованию. Очень редко можно встретить, что человек действительно осознает, что его материальное существование – это форма рабства, это форма заточения, что мы здесь, на самом деле, как узники, как преступники, которые закрыты в тюрьме. Вот такого отношения к самому себе, что я – просто узник.

И причем, представляете, если подумать, за что нас посадили?! что мы с вами обсуждаем, когда занимаемся религией? Нас посадили за неспособность любить! Представляете?

Нас посадили за неспособность любить. Нас посадили за склонность завидовать и ненавидеть.

Когда мы говорим «материальное сознание» – это означает, что это сознание преступника, сознание человека, который может совершать поползновения на чужие достояния, который может завидовать любому другому живому существу, положение которого ему кажется выше, который может убивать других живых существ для того, чтобы достичь своей целей. Представляете, сколько ненависти должно быть внутри нас, чтобы мы были готовы к этому – уничтожать другое живое существо. Хотя сами вот так хотим жить.

Понимаете, материальное сознание – это вот это сознание – вот с такой легкостью перешагивать через всё то, что дорого кому-то другому, делать на основе ненависти какие-то поступки. Вот мы – все те, понимаете, у которых вот такое сознание.

Когда мы говорим «материальное сознание», потому что мы очень много говорим о вожделении, мы думаем, что мы оказались в этом материальном мире, в этом заточении только потому, что мы захотели наслаждаться. Я, например, очень часто в проповеди встречаю среди материалистов такую аргументацию, «что, а наслаждаться можно только Богу что ли? Вот получается, что Он нехороший, потому что Он нам наслаждаться не дает. Если мы хотим наслаждаться, Он нас наказывает…»

А на самом деле, речь идет не об этом, потому что весь духовный мир с утра до вечера в вечности всё время наслаждается. Как раз духовный мир – это мир, где все наслаждаются. Никто ничего другого просто не делает. Вопрос совершенно в другом. Вопрос в том, за счет чего это наслаждение мы хотим получать? И мы оказываемся заточенными узниками этого материального мира, потому что наше сердце не способно больше любить. Мы отказываемся от любви и входим в сферу жестокости, ненависти, вражды.

И поэтому в материальном мире, когда мы смотрим друг другу в глаза, на самом деле, очень трудно сказать что можно от нас ожидать. Когда кто-то в горе – тогда хорошо, я чувствую превосходство, я могу прийти, там «аа, успокойся», не знаю что, успокаивать как-то, сострадание проявлять, потому что он в состоянии ниже меня. А вот когда мы встречаем людей, которые более удачливы, чем мы, более счастливы, чем мы, вот в этом моменте, если дать нам возможность, никто не знает, что мы, на самом деле, будем делать с такими людьми.

Т.е. мы должны вот это чувство, вот это отношение к самому себе, что я – преступник, заточенный в тюрьме, и я посажен, у меня там срок какой-то. Если мы будем говорить аналогами, вот просто, как Шрила Прабхупада говорил: «тюрьма в государстве – материальный мир в духовном мире». И мы с вами посажены вот по этой статье – «не способен любить». Понимаете? И вот этот момент пока не зафиксируется, мы не начнем, мы не начнем реально меняться. У нас никогда не будет момента, когда мы просто остановились, просто посмотрели на всё вокруг себя, и просто еще раз ответили сами себе: «а что мы вообще хотим от этого мира? С чем мы пришли в этот мир?»

Есть у американцев лозунг такой: «не смотри, что нация сделала для тебя, а думай о том, что ты сделал для нации», т.е. вот это – «а что я сделал для счастья других живых существ?» Вот эта моя претензия, что всё вокруг должно крутиться так, чтобы я был счастлив, насколько она правомерна? И если у нас есть это понимание, эта фиксация, что мы – преступники, получившие срок за неспособность любить, вот тогда с этого момента начинается реальный прогресс.